Человек, согнувшийся под тяжестью времени,
человек, который уже и не надеется на смерть
(доказательства смерти опираются лишь на статистику,
и каждый из нас рискует
стать первым бессмертным),
человек, который научился ценить
скупую милостыню дней:
покой и сон, привычку, вкус воды,
этимологию, внушающую доверие,
стих латинский или же саксонский,
память о женщине, которая покинула его
так давно,
что теперь он уже может думать о ней без горечи,
человек, считающийся с тем, что настоящее
уже становится будущим и забвением,
человек, бывавший неискренним
и испытавший на себе неискренность других,
может почувствовать внезапно, пересекая улицу,
необъяснимое счастье,
происходящее не от надежды,
но от допотопной наивности,
внутренней основы и вездесущего бога.
Он знает, что не должен вглядываться в него,
потому что есть мысли пострашнее тигров,
внушающие ему, что он обязан
быть несчастным,
он просто-напросто принимает его,
это счастье, эту вспышку, этот шквал.
Быть может, в смерти мы вечно пребудем
(даже если прах останется лишь прахом)
той непостижимой основой,
из которой вечно будет произрастать,
бесстрастное и жестокое,
наше одинокое небо или преисподняя.