Долгие послеполуденные часы детства,
всё ещё не жизнь, всё ещё рост,
начинающийся от коленок, беззащитное время ожидания.
А между тем, чем ты, вероятно, должен стать,
и этим бытием без границ – смерти,
бесчисленные. Любовь-обладание окружает
это дитя, всегда тайно предаваемое,
и обещает ему будущее, чужое, не его.
Послеобеденные часы, когда он остаётся один,
блуждающий от зеркала к зеркалу, выпытывающий
тайну собственного имени: кто? кто я? – Но те, Другие,
возвращаются домой и одолевают его.
Всё, о чём вчера поведали ему окно, дорога,
затхлый запах старого сундука –
всё это они заглушают и гасят.
Опять он становится их собственностью.
Как иногда вьюнок выбрасывает свои стебли
из густого куста, так его желание рвётся наружу
из хаоса семьи, колеблясь в прозрачном воздухе.
Но они каждодневно притупляют его взгляд
о свои привычные стены, тот полный восхищения взгляд,
обращённый на собак
и цветы,
что всё ещё почти с него ростом.
О, как далеко этому поднадзорному существу
до всего, что когда-нибудь станет его чудом или его погибелью.
Его бессловесная сила
обучается хитрости среди ловушек.
И всё-таки светило его грядущей любви
давно уже плывёт среди звёзд
как безусловная данность. Какой внезапный испуг
однажды сорвёт его сердце туда,
заставив сменить путь побега
на путь послушания и радостного слияния?
Aus: Die Gedichte 1922 bis 1926 (Briefwechsel in Gedichten zwischen Rainer Maria Rilke und Erika Mitterer, aus der vierten Antwort, Ragaz, 4. oder 5. Juli 1924)